2.4 Система образования

Чтобы стандарт стал по-настоящему массовым — чтобы он охватил всю страну — ему необходима современная система образования, когда в школу ходят все дети: как из богатых семей, так и из бедных, как мальчики, так и девочки.

Поэтому важным фактором является то, как данная система выстроена.

В русскоязычных странах образование высокоцентрализовано.

Русская модель выглядит следующим образом: правила, разработанные государством, ложатся в основу учебников и программ, которые также разрабатываются (или утверждаются) государством. В итоге мы все учимся по одним и тем же книгам, читаем одни и те же тексты, делаем одни и те же упражнения.

Этот подход ведёт к радикальной унификации.

Ещё в начале двадцатого века диалектные различия затрагивали целые пласты грамматики. К примеру, некоторые варианты русского языка не имели среднего рода[1,2]. Слова, которые мы привыкли относить к данной категории, попадали либо в женский род (мяса, пальта, болота), либо мужской (яблок, облак, крылец). Есть мнение[3], что именно это явление обыгрывает Владимир Маяковский в стихотворении "Хорошо!":

Я,
товарищи, —
из военной бюры.

Mayakovsky

Сегодня, лишь несколько поколений спустя, уровень вариативности стал несопоставимо ниже. Расхождения теперь сводятся к сущим мелочам в духе “файл — мультифора”, “шаурма — шаверма”.

А что мы наблюдаем в англоязычных странах?

В США образование децентрализованно. Единой учебной программы в стране нет в принципе. Каждый штат сам решает, чему и как учить детей. Зачастую выбор даже осуществляется на уровне школ.

В Британии национальная программа имеется. Однако появилась она сравнительно недавно, лишь в конце восьмидесятых, и с тех самых пор её бесконечно реформируют. При этом разделы, посвящённые грамматике страдают особенно сильно; политики вносят в них изменения по сугубо идеологическим причинам[4].

По каким таким причинам?

Левые считают, что грамматика тоталитарна и элитарна (язык верхов, который они навязывают остальным). Следовательно, её нужно преподавать как можно меньше — а лучше вообще исключить из программы. Правые утверждают, что грамматика — это порядок, а порядок — самое важное в жизни[5]. Соответственно, когда одна партия сменяет другую, маятник реформ начинает двигаться в противоположную сторону.

Подытожим: мы достаточно ясно представляем себе, какие знания о русском языке закладывают в голову среднему носителю. Да, люди усваивают информацию в различной степени, но сама информация одинакова для всех. Про английский подобное сказать нельзя, поскольку его стандарт не просто более вариативен (нет госрегуливания), но его ещё и по-разному преподают (децентрализация образования).

Поэтому в обозримой перспективе в английском по-прежнему будет больше вариативности, чем в русском.

  1. В литературном языке, с его южновеликорусским по происхождению вокализмом, категория ср. рода в начальном процессе разрушения. <...> В живой южновеликорусской речи особенно сильно разрушение категории рода, в частности именно ср. рода, вплоть до полного его — в отдельных говорах — исчезновения из языка. (Именное склонение в русском языке, 1927)

  2. В говоре д. Селино, как и в большинстве местностей южно-великорусского наречия, средний род отсутствует. (Новое в лексике колхозной деревни, 1936)

  3. Маяковский возможно в данном случает отразил момент, характерный для большинства говоров южно-великорусского наречия, носители которого, вливаясь, особенно после Революции, в разношерстную массу столичных жителей, привносили в нее и свою речь. (Русский язык при Советах, 1955)

  4. Disagreements about values and methods meant that the first national curriculum for English took eight years to finalize—longer, I understand, than for any other subject. When the Conservatives regained power in 2010, they immediately went about adding far more specific grammar demands to the curriculum. By 2014, mentions of grammar in the national curriculum had multiplied sixfold. (The Prodigal Tongue)

  5. К примеру, в 2012 году был опубликован справочник Gwynne’s Grammar. Книга содержала массу ошибок и заблуждений и была раскритикована лингвистами. Несмотря на это, многим людям зашли громкие тезисы в духе If we do not use words rightly, we shall not think rightly. В результате автор прослыл борцом с "порчей" языка, а его детище разошлось широкими тиражами и получило лестные отзывы от многих видных лиц, включая самого принца Чарльза (впоследствии ставшего королём Карлом III).